Упоминание “злобного чеченца” в романе “Герой нашего времени” Михаила Лермонтова указывает на исторические предпосылки нынешних российских стереотипов о чеченцах. Как о мятежном народе, склонном к преступности.
Однако сам Лермонтов не был агитатором войны на Кавказе. Напротив, он был одним из нескольких писателей, которые представили русским читателям захватывающие образы Кавказа. Как царства свободы на южной окраине страны. Эта романтическая литература способствовала расколу российского общественного мнения XIX века. Сравнимому с современным расколом.
Приход Империи
Разделение в отношении русских к кавказским горцам произошло вскоре после наполеоновских войн. Некоторые русские дворяне тогда предполагали мирный захват империей контроля над Чечней и другими “дикими” пограничными территориями Кавказа.
Но российское государство избрало вместо этого путь войны. Во многом благодаря генералу Алексею Ермолову. Кавказскому наместнику и командующему Кавказским корпусом с 1816 по 1827 год.
Стремясь “умиротворить” этот район, Ермолов в 1818 году основал форт Грозный. А в течение следующих нескольких лет Россия построила новые военные аванпосты в Чечне и Дагестане.
Естественно встревоженный вторжением, горцы начали сопротивление. Чтобы “наказать” их за чрезмерное “самолюбие”, генерал устроил набеги на их деревни. Русские мушкеты были плохи, а солдаты не обучены стрельбе. Рейдеры полагались в первую очередь на штык и часто не щадили даже младенцев.
Свирепость методов Ермолова достигла цели, противоположной цели российского государства. Вместо того, чтобы заставить горцев подчиниться, рейды поощряли мусульманское движение сопротивления в Чечне и Дагестане.
Задолго до конца 1820-х годов, когда джихад против России стал приобретать все большие масштабы, обреченность на провал стратегии Ермолова поразила генерала Михаила Орлова. Как писал Орлов “Подчинить себе чеченцев и другие народы этого региона так же сложно, как сравнять Кавказский хребет. Это достигается не штыками, а временем и просвещением.”
Пророческая оценка Орлова указывает на урок, который многими был не усвоен: Чечня и Дагестан сдерживали царские войска до 1859 года. Хотя горцев значительно превосходили численностью, они добились впечатляющих успехов против имперской армии.
В конечном итоге Россия одержала военную победу, но ценой многих десятков тысяч жизней.
Образ Кавказских компаний
В то время как постсоветский конфликт с Чечней поразительным образом повторил военную историю. Контекст гражданской реакции России на войну полностью изменился. Начиная с вторжения в Грозный в январе 1995 года, российские СМИ широко освещали войну в Чечне.
Шокирующие телевизионные кадры, вызывали антимилитаристские движения со стороны депутатов российского парламента. И простых граждан, переживающих за своих родственников в рядах армии.
Напротив, царские цензоры держали кавказские кампании в полном умалчивании. Политика генерала Ермолова в 1845 году справедливо приписывалась смущению российского государства военной доблестью горцев.
Пушкин, “Кавказский пленник”
Эта тенденция начала меняться с поэмы Александра Пушкина “Кавказский пленник” (1822). Поэмы, которая создала русскую литературную моду на величественные пейзажи, доблестных горцев и прекрасных “горских дев”. Несмотря на агрессивность пушкинских горцев, ни один комментатор того периода не квалифицировал их как варваров. Наоборот, горцы приобрели репутацию воинского героизма, очаровательного фольклора, “простого образа жизни” и щедрости. В своих общинах, где земледелие, а также грабежи составляли экономическую базу.
Месяца через два после окончания рассказа о плене Пушкин добавил патриотический эпилог, предвидящий господство России на Кавказе. Однако, эта кода не зажгла пламени русского национального антагонизма по отношению к горцам.
Вместо того, чтобы воспылать ненавистью, публика, очевидно, лелеяла косвенное удовольствие от погружения в свободную, горную страну далеко от унылого российского полицейского государства.
Многие наизусть цитировали пушкинские строфы, восхваляющие “черкесскую свободу”. В созвучии с пушкинским романтизмом Лермонтов и другие волнующие душу русские авторы 1830 – 1840-х годов продолжали ассоциировать горную границу со свободой и лихими соплеменниками.
Лермонтов, “Герой нашего времени”
Особенно когда в 1830-х годах обострилась Кавказская война, русские писатели изобрели неблагородную горскую породу. Типаж, связанный главным образом с Чечней. Главными героями этих ныне забытых историй были “злобные” чеченцы. Горские головорезы, которые издеваются над своими женщинами, убивают друг друга в кровной мести и держат в зловонных ямах русских пленных. Кровожадные, как и мужчины, чеченские женщины умоляли уходящих воинов принести домой русские головы.
Лермонтов вступил в полемический диалог со “злыми чеченцами” этой русской литературы. В 1837 году, после написания поэмы, в которой придворные круги обвинялись в гибели Пушкина, Лермонтов был на год сослан на Кавказ. Он так и не участвовал в боевых действиях. Он вернулся в Россию, полный свежих впечатлений от горной местности, которую полюбил.
Среди стихотворений, вдохновленных первой военной ссылкой Лермонтова, была “Казачья колыбельная песня”. Казачка, поющая эту песню, вызывает в воображении злого чеченца как пугало, чтобы усыпить ее ребенка.
Лермонтов использует здесь русский стереотип о чеченцах, но скрывает свое личное отношение к нему. Напротив, в других стихотворениях того периода, чеченец представлен как храбрый воин или достойный рассказчик, дружелюбный к русскому путешественнику.
Роман Лермонтова “Герой нашего времени” самым решительным образом разрушил “порочный чеченский” образ. В первом эпизоде книги, рассказывается о любовной связи между русским офицером Печориным и соплеменницей Белы (“черкеска”). Брат Белы Азамат доставляет ее Печорину в обмен на роскошную лошадь. Которую русский украл для этой цели у Казбича, смуглого, неопрятного чеченца. Старый русский капитан, рассказывающий эту историю, называет чеченцев “головорезами”, а лицо Казбича “бандитской рожей”.
Повествование Лермонтова вызвало споры о смысле рассказа. Патриотичные русские того времени предсказуемо интерпретировали Казбича как дикаря. Которого завоевание должно было реформировать или, если необходимо, уничтожить.
И все же некоторые из комментаторов задавали вопрос, который выбивал почву из-под ног. Почему Лермонтов сделал Печорина таким плохим парнем, которого морально трудно отличить от Казбича?
Кавказские ссылки
Вторая военная ссылка Лермонтова еще больше, чем его иронические сочинения, мешала усилиям российского государства по привитию национальной гордости за завоевание. После дуэли с сыном французского посла в Петербурге в 1840 г. автор был снова отправлен на Кавказ. Где в качестве офицера участвовал в тяжелых боях.
Это изгнание продемонстрировало практику Николая I использовать Кавказ как “южную Сибирь”. Для наказания любого инакомыслия. Помимо Лермонтова, в Кавказскую армию были сосланы еще несколько литераторов. И более 3000 участников заговора декабристов.
Кроме того, военачальники в российской армии регулярно избавляли свои части от преступников и дезертиров, перебрасывая их на Кавказ.
Как и многие, вынужденные служить в Кавказской армии, Лермонтов был там убит. Он погиб в Пятигорске на дуэли. Смерть Лермонтова, хотя и не боевая, символизировала для его поклонников трагический, карательный аспект Кавказской войны. Принудительная военная служба в приграничье принесла смерть и другим любимым писателям. И общественность склонна была считать их жертвами, а не героями.
Толстой, “Хаджи Мурат”
Хотя Лев Толстой никогда не подвергался ссылке, он превратился в самого яростного критика российской политики на Кавказе. Он познакомился с этим регионом в начале 1850-х годов во время расквартирования с армией в казачьей общине.
Как показано в повести “Казаки” (1863 г.), он был впечатлен извечными традициями торговли, смешанных браков и периодических, но локальных столкновений русских пограничников со своими чеченскими соседями.
Старый казак из рассказа Толстого олицетворяет русских солдат как агрессивных зверей. Чьи набеги разрушали местную культуру. В соответствии с этим взглядом дневник молодого Толстого назвал Кавказскую войну “безобразной и несправедливой”.
Моральное отвращение, выраженное Толстым в то время, пронизывает книгу “Хаджи Мурат”. Которую он написал между 1896 и 1904 годами. После того, как русские совершают набег на чеченскую деревню, выжившие горцы собираются, чтобы решить, как справиться с “бессмысленной жестокостью”. Их решение состоит в том, чтобы присоединиться к Священной войне имама Шамиля.
В чем заключалась большая сложность восприятия силового кавказского завоевания? В России не было единого мнения по этому вопросу. Провоенный лагерь, все еще был убежден, что горцы были слишком отсталыми, чтобы понимать что-либо, кроме силы. Тем не менее, другие русские считали, что мирные меры могли бы увенчаться успехом.
Удивительно похожее восприятие недавней чеченской войны сейчас преобладает среди российских граждан. Кое-кто, несомненно, считает чеченцев “злой” и бесполезной породой. Старое предубеждение, которое, безусловно, подкрепляется угрозами в адрес мирных жителей. Как, например, в больнице в Буденновске в июне 1995 года.
Тем не менее, о погибших в Чечне российских солдатах вспоминают как о жертвах, потраченных напрасно. И независимо от дальнейшей истории, успехи в прекращении кровопролития не будут забыты.
